Название: Пирогощая
Варианты названия:
Дни празднования:
Описание:
{1}
Пирогощая
По Киевской летописи, Пирогощая св. икона была принесена в Россию из Константи нополя вместе с Владимирскою св.иконою „во едином корабли" вел. кн. Киевский Мстислав в честь этой св. иконы заложил церковь Пресвятыя Богородицы, названную Пирогощею.
==========
http://chernov-trezin.narod.ru/PIROGOSCH1.htm
Андрей Чернов
ЯВЛЕНИЕ БОГОРОДИЦЫ ПИРОГОЩЕЙ
самая загадочная икона Древней Руси
Игорь едет по Боричеву взвозу
ко Святой Богородице Пирогощей.
Слово о полку Игореве
Покров Богородицы. Суздальская икона. 1360-е. ГТГ
В «Слове о полку Игореве» сказано, что возвратившийся из половецкого плена Игорь Святославич, покидая Киев, держит путь «ко святой Богородице Пирогощей». Успенская церковь со столь загадочным именем до середины тридцатых годов прошлого столетия стояла на Подоле.
Начнем с двух цитат из Ипатьевской летописи. В се же лѣто заложена бысть церкви камяна святая Богородица рекомая Пирогоща (1132 г.; Столбец 294). Томъ лѣте церкви Пирогоща свѣршена бысть (1136 г.; Столбец 300).
В 1131 г. из Константинополя в дар Киевскому князю Мстиславу были присланы две иконы Пресвятой Богородицы. Первая установлена в Девичьем монастыре Вышгорода, в честь второй Мстислав заложил новую церковь. Ее-то в народе и прозвали Пирогощей. Еще в середине XIX в. церковный историк митрополит Макарий (Булгаков) это слово уверенно переводил как Башенная (по-гречески πυργωτις – пириотис).
Были, впрочем, попытки и иных переводов. А. И. Соболевский считал, что Пирогощая – притяжательное прилагательное от имени купца Пирогоща, упоминаемого в Степенной книге, который, если верить этому источнику, и привез Юрию Долгорукому эту икону. На мнимость купца Пирогощи указывал еще Н. М. Карамзин. И, как убедительно показали О. А. Белоброва и О. В. Творогов[1], имя купца – результат неверного прочтения уже известного нам летописного сообщения о том, что Андрей Боголюбский «взял из Вышгорода икону святой Богородицы, которую привезли с Пирогощей на одном корабле из Царьграда».
Д. Н. Альшиц, предположив, что слово «пирогощая» составлено из греческого pyr (огонь) и русского «гореть», отождествил ее икону с Неопалимой купиной, а Д. С. Лихачев совершенно справедливо с этим не согласился. Однако сегодня в популярных церковных и светских изданиях Пирогощую все чаще понимают как «огнеблещущую» или «огневидную». Такое осмысление немногим благолепнее макаронического кентавра Д. Н. Альшица, но вполне объяснимо: на Руси в Неопалимой купине всегда видели защиту от огненного опаления. Известно, впрочем, что в средние века и на Синае Неопалимой купине молились во время сильных гроз. А если мы вспомним, что флот Игоря Рюриковича в 941 г. был уничтожен у стен Царьграда именно греческим «живым огнем», то согласимся, что ложная огненная этимология «Пирогощей» для мифологически настроенного читателя весьма привлекательна.
Есть лишь одно неумолимое «но»: икона Неопалимой Купины была привезена с Синая палестинскими старцами только в 1390 г. Потому с этой версией приходится попрощаться. Как, впрочем, и с купцом по прозванию Пирогощ. Его или не было вовсе, или свое прозвище он получил по привезенной им иконе. И вот почему: филолог-античник А. В. Лебедев в частном письме сообщил мне, что церковь Богоматери Пиргиотисса (Pirgiotissa) существовала во времена туркократии в Афинах. А на Крите в префектуре Ираклиона есть провинция (епархия) с тем же именем, и названа она так по духовному ее центру – Богородичному храму.
Правда, греческое Pyrgos может означать не только башню, но и имя пелопоннесского города, находящегося в 20 км к западу от Олимпии. Поэтому у Пиргиотиссы два возможных перевода: 1) «башенная»; 2) «происходящая из Пиргоса». Однако считается, что Пиргос (столица Илии) назван так по высокой башне, построенной только в 1520 г.
Значит, справедлив лишь первый вариант перевода, и следует признать, что митрополит Макарий был прав: Пирогощая – Башенная. Константинополь стоял на семи холмах, и расположенный близ него Влахернский монастырь, откуда привезены будущая Владимирская и Пирогощая иконы, видимо, не случайно был семибашенным: он должен был символизировать идею духовного Константинополя, быть земным воплощением небесного его образа.
То, что Пиргиотисса в русском изводе стала Пирогощей, – заслуга «народной этимологии»: храм стоял близ днепровской пристани (Влахернская церковь также находится у пристани на берегу Золотого Рога), и для русского уха было естественным расщепление заморского слова на два: «пир» и «гости». (Вспомним, что «гости» и «погост» – близкие родственники.) Благодаря остроумию народной этимологизации, сохранившей, пусть и искаженное, имя Пиргиотиссы, у нас есть шанс понять, что же за образ прислал на Русь греческий патриарх.
В. З. Завитневич и И. И. Малышевский (1891 г.), а после Н. П. Кондаков (1915 г.) и Д. С. Лихачев (1978 г.) утверждали[2], что Пирогощая получила свое название или по самой церкви во Влахернах (базилике с круглой подкупольной башней), или потому, что Влахернский монастырь был семибашенным. Предполагалось, что на Пирогощей иконе Богородица должна быть изображена в окружении монастырских башен.
В противном случае и впрямь невозможно объяснить, почему лишь одну из двух икон назвали «Башенной», и почему Пиргиотиссой не звали ни Царьградскую (также Влахернскую) икону, присланную в 1071 г., ни ту, что была привезена из того же монастыря в 1073 г.
Влахернская церковь (Panayia Blaherna) была построена в V в. на бьющем из скалы источнике. Здесь хранились риза Богоматери, ее пояс и мафорий (головное покрывало, окутывающее у ближневосточных женщин почти всю фигуру). За два десятилетия до нашествия турок церковь была разрушена землетрясением, и сейчас не ее месте часовня, поставленная в XIX в.
Самое знаменитое событие, связанное с этой церковью, – чудо явления Пресвятой Богородицы. Считается, что во время осады Царьграда арабами в 910 г. блаженный Андрей Юродивый увидел в храме Богоматерь, которая простерла над прихожанами свой покров. Есть и другая, не менее популярная версия: в 860 г. (так по греческим источникам) к Царьграду приходит войско росов. Д. С. Лихачев так пересказывает этот сюжет: «Под 866 г. в “Повести временных лет” рассказывается о поражении под Константинополем русских дружин, предводительствуемых Аскольдом и Диром. Русские ладьи, войдя в залив Суд, “много убийство крестьяном створиша, и в двою сот корабль Царьград оступиша”. Император, находившийся вне Константинополя, едва смог войти в город для его защиты и вместе с патриархом Фотием всю ночь молился во Влахернском храме. Затем с песнопениями вынесли ризу Богородицы (ту самую, в которой ее погребали) и омочили ее в море. Была перед тем тишина, и вдруг возникла буря с ветром и великими волнами и разбила корабли русских. Только немногие из них возвратились домой»[3].
Если же верить патриарху Фотию, после того как край ризы опустили в залив, росы удалились так же неожиданно, как и пришли. В память этого патриарх написал «Акафист Богородице» (Радуйся, Невесто Неневестная), который читается во время Великого поста в «субботу Акафиста». Тогда же было установлено празднование Положения ризы Богоматери во Влахерне (2 июля по церковному стилю).
Современный историк церкви пишет:
«Составленное по этому же поводу по поручению Фотия хартофилаксом Софийского собора Георгием (будущим архиепископом Никомедийским) “Слово”, восхвалявшее Влахернскую реликвию, прямо называло Константинополь “градом Богородицы”: “Сей царственный и богохранимый град, который говорящий или пишущий должен с похвалою назвать градом Богородицы, украшен многими, можно сказать, до бесконечной меры простирающимися, божественными храмами; выше же и более всех заметны божественные храмы Девы-Богоматери. Одни заняли одну часть города, другие – другую, и вряд ли кто отыщет общественное место, царский дворец, смиренное жилище или правительственное учреждение, где бы не было храма или часовни Богородицы, – сей Царь-град имеет нечто изрядное во всяком месте; во множестве храмов и молитвенных домов Богородица прославляется, вдохновенно почитается, и столь часто восхваляется всечестное имя Ее, что оно всеми и вполне считается стеною и забралом спасения. Весь город так и блистает и возносится в этой красоте”. Особо Георгий Никомедийский выделяет Влахернский храм, где хранилась риза Богоматери.
Впрочем, еще за полтора столетия до времени святителя Фотия преподобный Андрей Критский просил: “град Твой сохраняй, Богородительнице...”»[4]
В 867 г. Патриарх Фотий в «Окружном послании», обращенным к восточным церквям, пишет о нападении на Константинополь в 860 г. «народа, <…> превосходящего всех жестокостью и склонностью к убийствам, – так называемого [народа] рос, который теперь стал «подданным и дружественным». И у того же Фотия: «Не только этот народ [болгары]... но даже... росы, [которые] подняли руки против Ромейской державы [Византии], променяли... нечестивое учение... на чистую и неподдельную христианскую веру»[5].
Однако если видение Андрею Юродивому Богородицы было в 860 г., надо допустить, что в ту пору ему было лет двадцать, а умер он около 936 г. почти столетним старцем[6], и признать, что в «Житии Андрея Юродивого» наличествуют анахронизмы. Кроме того, календарное несовпадение дат праздников «Положения ризы Богоматери» и «Покрова» говорит о том, что отождествление событий 860 и 910 годов произошло уже на Руси.
По «Повести временных лет», чьи сведения в этой части также восходят к греческим источникам, обычай обносить ризу Богородицы вокруг Царьграда при появлении вражеских кораблей и опускать край ее в море появился до чудесного явления Богоматери Андрею Юродивому. Незримо Дева Мария всякий раз защищала город, когда к его стенам подступала беда. Считается, что это она спасла его в 626 г. от аваров, в 677 г. от персов и в 717 г. от арабов. Когда русский флот Игоря Рюриковича обложил Константинополь («Повесть временных лет» датирует поход Игоря 941 г.), и ладьи язычника Игоря был сожжены рукотворным «живым огнем» (сегодня бы сказали «огнеметами»)[7], разумеется, у греков не было сомнений в том, кто им помог.
В 910 г. Византия действительно воевала с арабами, и, вероятно, в ответ на их нападение на Константинополь к Кипру был направлен флот во главе с Имерием. А летом 911 г. Кипр был захвачен арабским флотоводцем Дамианом. И хотя о приближении сарацинов к Царьграду в 910 г. источники умалчивают, как писал в таких случаях Д. С. Лихачев, «косвенные указания более бесспорны, чем прямые...»[8]. Дата 910 г. интересна еще и тем, что хронологически близка к походу на Царьград вещего Олега (906 или 907 г.). Если Олег и впрямь повесил свой щит на его вратах, то это не знак «победы», как утверждает автор «Повести временных лет», а понятный любому символ защиты. На библейских примерах это убедительно показал московский историк Игорь Данилевский. Но тогда видение Андрея Юродивого вступает в осязаемую полемику с варваром: не ты щитом, а сама Богородица своим мафорием хранит град Константина Великого[9].
Воссозданная в конце XX в. Пирогощая церковь на Подоле сегодня освящена во имя Успения Богородицы. Именно с этим праздником она ассоциируется с древности. Значит ли это, что в начале XII в. Пирогощая построена для Успенской иконы? На первый взгляд может показаться, что да, поскольку икона Успения также приходит на Русь из константинопольской Влахернской церкви. Однако это не так.
1073 г. – начало строительства Великой Успенской церкви Киево-Печерского монастыря по чудесному явлению и повелению Пресвятой Богородицы варяжскому князю Шимону и четырем греческим зодчим во Влахерне: «Хочу церковь воздвигнуть себе в Руси, в Киеве». Вручение Пресвятой Богородицей зодчим во Влахерне иконы в честь Ее Успения.
1073 г. – тридцать лет с последнего похода русских князей на Царьград. Как сообщает «Повесть временных лет», в лето 6551 Ярослав послал сына своего Владимира на ладьях к Константинополю. Дальше было все, как по русской версии во времена Аскольда и Дира: «И была буря великая, и разбила корабли русских».
Д. С. Лихачев полагает, что речь идет о Влахернской иконе Богоматери. Эта икона, по преданию написанная евангелистом Лукой на доске стола, за которым трапезничал Христос, находилась сначала в Антиохии, а потом в Иерусалиме. В Константинополь ее привезла в 436 г. Евдокия, супруга императора Феодосия II. Она подарила икону своей сестре Пульхерии, и та установила ее во Влахернах. Когда Богоматерь, явившись двум слепцам, привела их во Влахерны и те прозрели, икону стали называть «Одигитрия», то есть Путеводительница. Греческие императоры брали ее с собой в походы. Икона чудесным образом хранила императоров, и потому название утвердилось.
На иконе Одигитрии Иисус восседает на руке матери, и его правая рука на одних списках тянется к правой ладони Богородицы, а на других или благословляет мать, или указывает куда-то за зримую грань ковчега.
Однако Влахернская икона была привезена на Русь под именем Царьградской еще 25 апреля 1071 г. И хотя, кроме даты и имени, мы знаем лишь то, что Царьградская написана тем же Лукой, этого уже достаточно, чтобы отождествить Влахернскую икону с Царьградской. Да и, судя по позднейшим спискам, эти образы мало чем отличаются (что особенно видно по указующему или благословляющему жесту правой руки младенца). Церковное предание связывает с Лукой еще и икону Умиления (то есть привезенную из Влахернской церки вместе с Пирогощей Владимирскую Богородицу). И это говорит о том, что и Царьградская, и Владимирская ассоциировались со своим иконописным протографом – Влахернской иконой, вывезенной Евдокией из Иерусалима.
Теперь, через век, греческий патриарх посылает на Русь дань не земную, но духовную – Царьградскую Влахернскую икону. По всей видимости, это для нее князь Изяслав срочно возводит в Вышгороде деревянную церковь, куда 2 мая 1072 г. перенесли мощи Бориса и Глеба. В столетнюю годовщину убиения святых (1115 г.) состоится второе их перенесение в специально построенный там же в Вышгороде каменный храм. О том, что и он был Успенским, свидетельствует строительство на Руси по крайней мере трех Успенских храмов: в 1115 г. к столетию с убиения Бориса и Глеба в Чернигове закладывается Успенский собор Елецкого монастыря, в 1165 г. к стапятидесятилетию – церковь Покрова на Нерли в Боголюбове (первоначально, как полагают, бывшая не Покровской, а Успенской), в 1215 г. к двухсотлетию – Успенский собор в Ярославле.
Однако невозможно представить, чтобы с разницей в два года (в 1071 и 1073) из одного и того же храма на Русь привезли две одинаковых иконы. Это значит, что Царьградская была списком с Влахернской, а для Успенской церкви Печерского монастыря (первой древнерусской церкви Успения, заложенной Феодосием) была изготовлена икона с сюжетом Успения Богородицы.
По той же схеме могут соотноситься и привезенные через шесть десятилетий икона Умиления и Пирогощая. Одна – образ Богоматери. Другая – некий сюжет, связанный с ней (и отсюда те «башни», которые и возможны только на «сюжетной» иконе).
Андрей Боголюбский в 1155 г. тайно увез во Владимир одну из двух прибывших из Константинополя в 1131 г. реликвий, и она получила имя Владимирской Богоматери.
Ипатьевская летопись повествует: «Том же лѣтѣ иде Андрѣи от отца своего из Вышегорода в Суждаль без отнѣ волѣ и взя из Вышегорода икону святоѣ Богородицы юже принесоша с Пирогощею исъ Царяграда въ одиномъ корабли <…> постави ю въ церкви своеи сто/льн/ѣ Богородица Володимири» (Стб. 482; лето 6663).
Надо полагать, что князь желал бы увезти и вторую константинопольскую икону, но забрать Пигорощую почему-то не удалось. А поскольку для Владимирской был построен Успенский собор, никто не сомневается, что обе иконы пришли из Влахернской Успенской церкви. Именно отсюда на Русь в 1071 и 1073 годах уже были привезены две иконы, для одной из которых была возведена Успенская церковь Киево-Печерского монастыря.
Сама собой напрашивается лишь одна мотивировка поведения князя Андрея: 1155 г. – это ровно полвека с того, как икона Пресвятой Богородицы «Одигитрия» перенесена кн. Владимиром Мономахом из Чернигова в Смоленск (прецедент, оправдывавший своеволие Андрея), а 1165 г. – стопятидесятилетие убиения Бориса и Глеба и пятидесятилетие второго перенесения их мощей.
Князь Андрей – строитель трех храмов. И все они во имя Богородицы: Успенский собор был возведен во Владимире в 1158–1160 гг. для Владимирской иконы. (Сегодня ее можно видеть в храме, устроенном специально для нее в Третьяковской галерее.) А в княжеской своей резиденции в Боголюбове Андрей построил церкви Рождества и Покрова Богородицы. Последняя датируется 1165–1167 гг. Принято считать, что это первая русская церковь Покрова, хотя называлась ли она так в XII в., мы доподлинно не знаем. Ясно только, что храм был освящен во имя Богородицы.
Можно ли установить, какую икону в XII в. звали Пирогощей?
Киевская Пирогощая церковь была разрушена в середине тридцатых годов прошлого века. Под ее фундаментом археологи обнаружили лежащую в основании здания кладку первоначальной постройки. Видимо, строители не учли особенностей грунта Подола, и она простояла недолго. А тот храм, что был разобран в XX в., П. А. Раппопорт датирует второй половиной XII столетья[10].
Пирогощая – Успенская церковь. Однако в Ипатьевской летописи и в «Слове о полку Игореве» она тоже названа просто «церковью Богородицы». Вспомним, что первая церковь в Киеве, Десятинная, была также Богородичной. Вот и Староладожская церковь Успения (построена до 1160 г.) стала прозываться так лишь с начала XVII в. после шведского разорения Ладоги, когда близ нее учреждается женский Успенский монастырь. Но строился этот храм как приходской, и по писцовым книгам XVI в. северный конец Ладоги звался не Успенским, а Богородичным.
Можно предположить, что и Пирогощая церковь на Подоле статус Успенской получает лишь после взятия и разорения Киева Батыем, ведь на Подоле в короткие строки должны быть захоронены защитники Киева (в противном случае территории Вышгорода превратилась бы в некрополь). Но такая гипотеза явно избыточна, ведь именно в память того, что Владимирская икона прибыла из Влахернской церкви Успения Андрей Боголюбский строит для нее Успенский собор. При этом сама икона относится к типу Умиления. Значит, и для иконы Пиргиотисса также должны были построить Успенскую церковь. А о том, какая именно это была икона, мы должны судить по каким-то другим признакам.
Подсказка содержится в древнерусском сочинении «Пролог» (XII в.): «Се убо, егда слышах – помышлях; како страшное и милосердное видение и паче надеяния и заступления нашего, бысть без празднества <..> восхотех, да не без праздника останется Святый Покров Твой, Преблагая...»
Эти слова следуют после рассказа о видении Андрея Юродивого. Приведу в переводе: «Когда услышал об этом, подумал: как страшное и милосердное видение это и заступление Богородицы осталось без праздника? Надеясь же на милосердные Твои словеса, Владычице, когда Ты в молитве Сыну Своему прорекла: Царю Небесный, приими всякого человека, прославляющего Тебя, – на эти слова Твои надеясь, захотел, да не останется без праздника святой Покров Твой, Преблагая, но если Ты пожелаешь прославить честный праздник Твоего Покрова, то, Всемилостивая, укрась его, чтобы прославляющие Тебя возвеселились, видяще сияние многоразличных праздников Твоих...»
Профессор Харьковского университета М. А. Остроумов полагал, что это рассуждение принадлежит Андрею Боголюбскому и что праздник Покрова был установлен не в Киеве, а во Владимире при Андрее Боголюбском (около 1165 г.) и «входил в целую серию его деяний по утверждению во Владимирской земле почитания Пресвятой Богородицы». Последнее утверждение, видимо, справедливо. Однако традиционное мнение о том, что установлен он в Киевской митрополии в начале XII в. может быть подтверждено доставкой в Киев «Пирогощей» и строительством для нее церкви на Подоле[11].
Праздник Покрова Богородицы (1 октября по старому стилю, 14 по новому) не входит в число двунадесятых. В греческих святцах он не упомянут, и потому считается, что греки Покрова не знали. Но поскольку икона, повествующая о чуде, которое наблюдали Андрей Юродивый и его ученик Епифаний, должна была храниться в том самом месте, где это чудо произошло, праздник Покрова, очевидно, был местным праздником Влахернской церкви.
Сохранились упоминания (начиная с XII в.) о некоем чинопоследовании, совершавшемся во Влахернском храме еженедельно во время всенощного бдения, в ночь с пятницы на субботу. Первые известия не раскрывают его существа – видимо, чинопоследование было общеизвестно; византийская принцесса Анна Комнина называет его «обычным чудом во Влахернах». Напомним, что Влахернская Богородица – походная императорская икона. И главный ее смысл прежде всего в защите воинства во время ратного похода. А икона Покрова – икона-оборонительница. И потому ее мистический статус еще выше.
Церковное предание говорит о том, что Андрей Юродивый был не греком, а рабом –крещеным «скифом» (на Руси полагают даже, что «новгородцем»). То, что именно славянин Андрей увидел явление Богоматери во Влахернском храме, когда арабы осадили город, для русского средневекового сознания обладало особым символическим смыслом, а прибытие иконы Покрова на Русь должно было означать, что Богоматерь простирала свой мафорий и над Киевом. Так Киев становился если еще не преемником и наследником Царьграда, то в каком-то смысле его ровней. Собственно, с этого события и можно начинать историю духовного собирания русских земель. Да и прагматичные греки, когда передавали список с иконы Покрова потомкам тех самых варваров, от которых Богоматерь не раз защищала Царьград, надо думать, не могли не переживать мистического волнения.
На Руси исключительность произошедшего потребовала учреждения праздника Покрова Богородицы. Однако для того чтобы учредить новый праздник, киевские архиереи должны были получить икону Покрова. Считается, что мы не знаем о том, как и когда она появилась в пределах Русского государства. Но есть совпадающее по времени с учреждением праздника прибытие на Русь Пирогощей иконы. Значит, скорее всего, икона Пирогощая – это и есть Покровская икона.
Такое предположение будет подкрепляться и тем, что у небесного мафория и у каменной монастырской башни главная функция – защита от внешнего посягательства.
Икона и праздник Покрова завершили тот процесс передачи Руси под духовную юрисдикцию Богородицы, который начался со строительства Десятинной церкви Владимиром Святославичем и спустя ровно полвека был продолжен в 1037 г. закладкой киевского Софийского собора.
Еще через век, в 1136 г. будет достроена и освящена Пирогощая церковь. И это значит, что прибытие двух икон из Царьграда могло планироваться как особая юбилейная акция (вспомним, что Андрей Юродивый скончался «около 936 г.»).
Как и Влахернский монастырь, Пирогощая церковь на Подоле находилась вне городских стен. Так и Покрова на Нерли была построена в некотором удалении от Владимира. Вот и в XIV в. Покровский монастырь строится на окраине Суздаля. Смысл такого дистанцирования от светского центра понятен: Влахерны, хранимые Богородицей, не нуждаются в том, чтобы царьградские стены им покровительствовали. Напротив, это духовная сила Пречистой и Всеблагой защищает и монастырь, и сам Царьград.
Это объясняет подмеченную Д. С. Лихачевым градозащитную функцию не только Успенских, но и Покровских храмов. Касаясь похода Аскольда и Дира, исследователь пишет: «Именно это событие способствовало особому почитанию русскими Богоматери, ее Успения и риз. Богоматерь стала покровительницей русского воинства, а праздник Покрова, посвященный ризам Богоматери, – праздником, который до XIX в. праздновался только в России. Ни в Болгарии, ни в Сербии, ни в Молдавии и Валахии этот праздник до освобождения Балкан от османского ига вообще не был известен.
Почему же событие, связанное с поражением Руси, стало знаком ее божественного покровительства, а Влахернский монастырь одним из самых почитаемых русскими паломниками? Здесь нужно принять во внимание и средневековую идеологию, и психологию. Наказание Божие, с точки зрения человека того времени, – это знак особой заботы Бога о наказываемом. Наказывались русские язычники, победа же над ними греков-христиан была победой правоверных над неверными. Религиозные различия были для средневекового сознания важнее различий национальных. Все это позволяет понять особое “военное”, “защитное” значение Покрова, Успения и самого Влахернского монастыря для Руси»[12].
Видимо, киевская икона Пиргиотисса была утрачена при разорении города Батыем. Список же с нее должен был находиться в церкви Покрова на Нерли. Однако о его судьбе тоже нет сведений.
Но список с этого списка мы знаем. Датирован он 60-и годами XIV в. и сегодня хранится, как и Владимирская икона Божьей Матери, в Третьяковской галерее (№ 12755). А происходит из суздальского Покровского монастыря. Его воспроизведение можно найти в монографии М. В. Алпатова. Как отмечает исследователь, ссылаясь на публикацию С. Я. Ямщикова[13], «это глубоко архаичная по типу и по выполнению икона является прообразом более поздних среднерусских икон Покрова»[14].
Вот описание этой иконы:
«На иконе условно изображен интерьер храма. Вверху парит Богоматерь с красным покровом в руках. Края покрова несут ангелы. Внизу, на кафедре, стоит Роман Сладкопевец. Слева от него – группа отцов церкви во главе с Иоанном Предтечей. Справа – фигуры Андрея Юродивого и его ученика Епифания. Архитектура заднего плана передает конкретные черты постройки Влахернского монастыря – базилики и круглой купольной церкви (впервые замечено А. Н. Овчинниковым)»[15].
Д. С. Лихачев и его предшественники угадали: за левым плечом Богородицы изображена башня под конической крышей из красной черепицы. На первый взгляд может показаться, что это одна из семи крепостных башен Влахернского монастыря. Но это не так: «башня» доходит почти до земли, и нижний ее «поясок» точно соответствует по горизонтали карнизу на торце базилики. Значит, перед нами внешний вид той же самой колокольни. И, следовательно, хотя внутри влахернской колокольни был купол, снаружи его накрывала конусообразная кровля. Она, кстати, того же цвета, что и двускатная крыша базилики и сам Покров Богородицы (вишневые ризы Богоматери много темней).
Икона из Суздаля – видимо, единственное сохранившееся (во всяком случае, на Руси) изображение Влахернской церкви.
Однако существует образ Покрова Богородицы, вероятно, современный киевской Пирогощей иконе. Найден он в 1914 г. в Восточной Галиции музейным работником Данилой Щербаковским и сегодня хранится в киевском Национальном художественном музее Украины. В 1950-х в мастерских Государственного Русского музея Н. Перцев установил, что икона может быть отнесена к домонгольскому периоду. Сегодня эта датировка подтверждена радиоуглеродным анализом, показавшим, что дерево для доски было срублено на рубеже XI–XII вв. (погрешность ± 50 лет).
Покров Богородицы. XII в. Галицкая икона. НХМУ
На галицкой иконе Богоматерь изображена в виде Оранты. За ней нет красноверхой монастырской башни (хотя композиция сдвинута вниз и для башни явно оставлено место). Само башнеобразное пространство храма венчает поддерживаемый двумя ангелами лоскут алой материи, который повторяет уже известную нам по суздальской иконе форму купола Влахернской церкви. Внизу – традиционные фигуры Андрея Юродивого и Епифания.
«В пользу византийского происхождения сюжета, возможно еще не сформировавшегося в конкретной иконной форме, говорит сама легенда о “Чудесном явлении Богоматери” во Влахернском храме Константинополя. <…> Там же до разрушения храма находились и особо чтимое изображение Богоматери Оранты, названной в честь храма Влахернитиссой. <…> Средневековые письменные источники упоминают также бывшую в храме икону, изображающую сидящую на престоле Богоматерь с младенцем Христом, закрытую пурпурным покрывалом-занавесом, который чудесным образом поднимался вверх во время богослужения с пятницы на субботу. Это явление воспринималось очевидцами и паломниками тоже как своеобразное чудо и сохранялось надолго в памяти и легендах. Отголоском этого явления могла быть и галицкая икона»[16].
Галицкая Богоматерь на престоле изображена по чину Знамения (с младенцем на лоне). И ангелы держат не мафорий, а накрывающую Влахернскую башню завесу. Завеса есть и на суздальском образе, где Богоматерь поддерживает покров, а голова ее укрыта лишь обтягивающим платком, но завеса, спадающая острыми складками в основании башни, – боковой мотив суздальской иконы, подробность церковной практики, принятой во Влахернах. На Галицкой же иконе над молящимися простерт полог. На мафории же, находящемся на самой Богородице, написан младенец.
Галицкая икона (79,5 на 47,5) – творение провинциального мастера, у которого почти детская, наивная рука. Вряд ли сам этот список может происходить из Влахернского монастыря, и уж точно не может восходить к архетипу суздальской иконы. Это реплика другого иконографического извода, к которому относятся более поздние – начала XV века – новгородские иконы Покрова, хотя на них Богородица Оранта изображена в рост и без младенца на лоне.
Итак, галицкая икона – самостоятельный извод иконы Пиргиотисса, а не список с киевской Пирогощей. И потому можно думать, что уже в XII столетии культ Покрова Богородицы достиг и юго-западных пределов Руси. А это значит, что в 1165 г. Андрей Боголюбский мог построить на Нерли не просто еще одну Успенскую церковь, но именно Покровский храм.
Здесь можно было бы поставить точку, но обратим внимание на «технические» подробности, подтверждающие корректность нашей атрибуции иконы из Суздаля. Пропорции доски Владимирской иконы (104 на 69, а по другим данным 103,6 на 68 см) и иконы Покрова из Суздаля (68 на 44 см) в пределах округления одинаковы – 3 : 2. И, скорее всего, глубоко символичны: горизонтальной земной паре соответствует вертикаль небесной Троицы. Заметим, что ширина первой иконы практически равна длине второй. При этом в первом случае точность пропорции 1,507 или 1,524, а во втором – 1,545. Но в последнем мы имеем дело не с оригиналом, а со второй копией с оригинала, причем снятой через два века. (Размеры доски оригинала Пирогощей в идеальном, с точки зрения пропорции, случае должны были быть 69 на 46 или 68 на 45,3 см.)
Из 150 икон, представленных в монографии М. В. Алпатова, нет ни одной с размерами 104 на 69 см или 68 на 44 см и только у 11 пропорции равны 3 : 2, то есть 1,5 : 1. Это 7 % от всего спектра пропорций, у которых абсолютный пик приходится на 4 : 3, то есть 1,333... : 1 (54 доски, или 36%). Одна из досок с пропорцией 3 : 2 – новгородская икона Покрова начала XV в. (по Алпатову, № 30; 74 на 50 см). Можно предположить, что она происходит из Покровского Зверина монастыря, первое упоминание о котором в связи с пожаром церкви Богородицы относится к 1148 г. Считается, однако, что это «покровское» название может относиться к более позднему времени, поскольку в летописи церковь также названа просто церковью Богородицы.
Даже порознь иконные размеры 104, 69–68 и 44 см встречаются не часто. И нет ни одного случая, чтобы пропорция 3 : 2 и размеры или иконы Владимирской Богоматери, или Покровской иконы из Суздаля совпали одновременно и с пропорцией, и хотя бы с одним из размеров какой-либо иконы из антологии М. В. Алпатова.
Двойное совпадение (самой пропорции и одного из размеров), на наш взгляд, говорит о том, что: 1) доски для Владимирского образа и для первоначальной Покровской иконы сделаны в одной мастерской и в одно время специально для посылки в Киев; 2) хотя икона Покрова – второй список с присланной из Константинополя, ее размер и пропорция показывают, с какой тщательностью на Руси дважды (в XII и XIV вв.) обмерялись и мастерились доски для ее копий. Если так, то это свидетельствует об исключительном статусе данной иконы и говорит о том, сколь тщательно выполнялись оба списка (почему М. В. Алпатов и отмечает «глубокую архаичность» Покровского образа «по типу и по исполнению», хотя сам образ относится к XIV в.).
Обычно народное прозвище прибавляется к каноническому имени иконы: «Спас Ярое Око», «Ангел Златые власа», «Благовещение Устюжское». Богородичных икон, не относящихся напрямую к двунадесятым праздникам, три: Богоматерь «Умиление» (к этому типу относится и Владимирская икона), Богоматерь Одигитрия (Путеводительница), Богоматерь Оранта (Молящаяся). В данном случае мы имеем дело с другим, праздничным (то есть сюжетным) типом Богородичной иконы. Богоматерь Пиргиотисса, то есть Богоматерь Башенная (Защитница), в начале XII в. была вписана Киевской митрополией в традиционный праздничный ряд: Благовещение (25 марта), Успение (15 августа), Рождество (8 сентября), Введение во храм (21 ноября). Под именем «Покрова Пресвятой Богородицы» она заняла место между двумя последними праздниками. (Покров отмечается 1 октября по старому стилю.)
Это могло бы свидетельствовать о том, что в 1131 г. в этот день Пирогощую привезли на Русь, но на суздальской иконе ниже Богородицы мы видим Романа Сладкопевца, которого церковь поминает также в праздник Покрова. Это не означает, что Андрей Юродивый современник Романа (как считают некоторые исследователи), это указание на то, что именно в этот день произошло явление Богородицы Андрею и Епифанию.
Полагают, что «дата праздника Покрова в годовом богослужебном круге была приурочена, по данным Проложного сказания, к 1 октября, очевидно, в связи с празднованием памяти блаженного Андрея 2 октября. В соответствии с православной литургической традицией, за основным праздником обычно следует прославление тех, «кто был непосредственным участником воспоминаемого в праздничном богослужении события»[17]. С этим можно согласиться лишь в том случае, если праздник Покрова действительно установили не в константинопольской Влахернской церкви, а в Киеве или во Владимире. Однако наличие на суздальской «Пирогощей» иконе получившего свой дар от Богородицы Романа Сладкопевца (он, как и сама Богоматерь, изображен на центральной оси образа) говорит в пользу не обратного, но прямого порядка событий: 1 октября, в день поминовения Романа, блаженный увидел чудо, и потому его самого поминают на другой день после Покрова. Посещение Игорем Пирогощей перед возвращением на Черниговщину может быть связано с двумя причинами: 1) Игорь едет поклониться иконе Покрова Богородицы, потому что знает, что окольный город Путивля был сожжен летом 1185 г., но кремль, с чьих опаленных стен звучал плач Ярославны, – устоял; 2) отъезд Игоря из Киева совпадал с праздником Покрова.
Остается выяснить, как выглядела та Богородичная икона, которая именовалась (или именуется?) Пиргиотиссой на Крите.
2004–2005