Житие святого праведного Алексия, пресвитера Московского
 |
|
Старец в миру, святой праведный Алексий Мечёв, получивший известность в первой четверти XX века, родился в Москве 17 марта 1859 года в благочестивой семье регента кафедрального Чудовского хора.
Отец его, Алексей Иванович Мечёв, сын протоиерея Коломенского уезда, в детстве был спасён от смерти на морозе в зимнюю ночь святителем Филаретом, митрополитом Московским и Коломенским. В числе мальчиков из семей духовенства Московской епархии, отобранных по критерию достаточной музыкальности, он был привезен поздним вечером в Троицкий переулок на митрополичье подворье. Детей посадили ужинать. Вдруг Владыка встревожился, быстро оделся и вышел осмотреть прибывший обоз. В одних санях он обнаружил спящего мальчика, оставленного там по недосмотру.
Увидев в этом Промысел Божий, митрополит Филарет отметил особым вниманием и попечением спасенного им ребенка, постоянно заботился о нем, а в дальнейшем - и о его семье.
Рождение о. Алексия произошло при знаменательных обстоятельствах. Мать его, Александра Дмитриевна, при наступлении родов почувствовала себя очень плохо. Роды: были трудные, затянулись, и жизнь матери и ребенка оказалась в опасности.
В большом горе Алексей Иванович поехал помолиться в Алексеевский монастырь, где по случаю престольного праздника служил сам митрополит Филарет. Пройдя в алтарь, он встал в стороне, но от взора Владыки не укрылось горе любимого регента. «Ты сегодня такой печальный, что у тебя?», — спросил он. «Ваше Высокопреосвященство, жена в родах умирает». Святитель молитвенно осенил себя крестным знамением: «Помолимся вместе... Бог милостив, все будет хорошо», - сказал он. Потом подал ему просфору со словами: «Родится мальчик, назови его Алексием в честь празднуемого нами сегодня святого Алексия, человека Божия».
Рождение ревностного служителя у Престола Божия знаменательно совпало со временем совершения Божественной литургии; первые минуты жизни будущего непрестанного молитвенника о страждущих людях были встречены и овеяны молитвами великого Святителя Русской Православной Церкви, который сам был беспримерным молитвенником.
В семье регента Чудовского хора царила живая вера в Бога, проявлялось радушное гостеприимство и хлебосольство; здесь жили радостями и горестями каждого, кого Бог привел в их дом. В двухкомнатной квартирке в Троицком переулке всегда было многолюдно, постоянно останавливались родные и знакомые, которые знали, что им здесь помогут и их утешат.
Всю жизнь о. Алексий с благоговением вспоминал о самоотверженном поступке матери, которая взяла к себе овдовевшую сестру с тремя детьми, несмотря на то, что и самим было тесно с тремя своими — сыновьями Алексеем и Тихоном и дочерью Варварой. Для детей пришлось соорудить полати.
От родителей Алексей перенял добросердечное отношение к людям, привычку ставить на первое место удобство других, постоянно быть на людях.
Среди родных и двоюродных братьев и сестер Леня, как звали Алексея в семье, выделялся мягкосердечием, тихим миролюбивым характером. Он избегал ссор, хотел, чтобы всем было хорошо; любил развеселить, утешить, пошутить. Все это выходило у него благочестиво. В гостях, в разгар игр в детских комнатах, Леня вдруг становился серьезен, быстро удалялся и прятался, замыкаясь в себе от шумного веселья. Окружающие прозвали его за это «блаженный Алешенька».
Учился Алексей в Заиконоспасском училище, затем в Московской духовной семинарии. Он был очень старательным, исполнительным, готовым на всякую услугу. Оканчивая семинарию, так и не имел своего угла, столь необходимого для занятий. Чтобы приготовиться к ответу, ему часто приходилось заниматься ночами.
Вместе со многими товарищами по классу Алексей Мечёв имел желание поступить в университет и сделаться врачом. Но мать решительно воспротивилась этому, желая иметь в нем молитвенника. «Ты такой маленький, где тебе быть доктором, будь лучше священником», — заявила она с твердостью. Пойти против воли матери, которую так уважал и любил, Алексей не мог. Впоследствии Батюшка был очень ей благодарен за выбор жизненного пути.
По окончании семинарии Алексей Мечёв 14 октября 1880 года был определен во псаломщика Знаменской, на Знаменке, церкви Пречистенского сорока. Здесь ему суждено было понести тяжелое испытание.
Настоятель храма был человек крутого характера, неоправданно придирчивый. Он требовал от псаломщика выполнения и таких обязанностей, которые лежали на стороже, обходился грубо, даже бил, случалось и кочергой замахивался. Младший брат Тихон, посещая Алексея, нередко заставал его в слезах. За беззащитного псаломщика вступался иногда диакон, тот же все сносил безропотно, не высказывая жалоб, не прося о переводе в другой храм. И впоследствии благодарил Господа, что Он дал ему пройти такую школу, а настоятеля о. Георгия, вспоминал как своего учителя.
Уже священником о. Алексий, услышав о смерти о. Георгия, с готовностью пришел на отпевание, со слезами благодарности и любви провожал его до могилы, к удивлению знавших отношение к нему почившего.
О. Алексий говорил, что подобные люди указывают нам наши недостатки, которые мы сами-то за собой не замечаем; они помогают нам бороться со своим «яшкой». Два у нас врага — «окаяшка» и «яшка». «Яшкой» батюшка называл самолюбие, человеческое «я», тотчас заявляющее о своих правах, когда его кто волей или неволей задевает и ущемляет. «Таких людей надо любить как благодетелей», — учил он в дальнейшем своих духовных детей.
В 1884 году Алексей Мёчев женился на дочери псаломщика Анне Петровне Молчановой. В том же году, 18 ноября, был рукоположен Преосвященнейшим Мисаилом, епископом Можайским, во диакона к Георгиевской, на Лубянке, церкви Сретенского сорока.
Сделавшись служителем алтаря, диакон Алексий испытывал пламенную ревность о Господе, а внешне проявлял величайшую простоту, смирение и кротость. Брак его был счастливым. Анна Петровна любила мужа и сочувствовала ему во всем. Но она страдала тяжелым заболеванием сердца, и здоровье ее стало предметом его постоянных забот. В жене о. Алексий видел друга и первого помощника на своем пути ко Христу и был устремлен к совершенствованию при ее содействии. Дружескими замечаниями жены он дорожил и слушал их так, как иной слушает своего старца: тотчас исправлял отмеченные ею недочеты и был покоен в уверенности, что ее любящий глаз досмотрит и укажет то, что сам он в себе не заметил и упустил.
В семье родились дети: старшие дочери Александра (1887), Анна (1889), сыновья Алексей (1891), умерший на первом году жизни, Сергей (1892) и младшая дочь Ольга (1896).
19 марта 1893 года диакон Алексий Мечёв был рукоположен епископом Нестором, управляющим Московским Новоспасским монастырем, во священника к Николаевской, в Кленниках, церкви Сретенского сорока. Хиротония состоялась в Заиконоспасском монастыре.
Маленькая церковь свт. Николая в Кленниках находилась на улице Маросейке и приход ее был очень мал, в непосредственной близости высились большие, хорошо посещаемые храмы.
Готовясь к пастырству, о. Алексий имел заветным желанием попасть в какую-нибудь глухую деревню, «где народ попроще», отдать себя бескорыстному служению людям и объединить их в крепкую духовную семью во Христе по образу Перво-апостольской Церкви: «Мне казалось, что среди простых людей достигнуть этого будет легче».
Получив вопреки своему стремлению приход в столице, о. Алексий всецело предал себя воле Божией и твердо решил терпеливо трудиться на том месте, какое указал ему Промысел Божий. В основу своего дела он положил молитву и духовное бодрствование, возлагая успех всецело на благословение Божие.
Став настоятелем одноштатной церкви свт. Николая в Кленниках, о. Алексий ввел здесь ежедневное богослужение, в то время как обычно в малых храмах оно совершалось лишь два-три раза в седмицу. Приходил Батюшка в храм часам к пяти утра, сам и отпирал его. Благоговейно приложившись к чудотворной Феодоровской иконе Божией Матери и другим образам, он, не дожидаясь никого из причта, готовил все необходимое для Евхаристии, совершал проскомидию. Когда же подходил установленный час, начинал утреню, за которой нередко сам читал и пел; далее следовала литургия.
«Восемь лет служил я литургию каждый день при пустом храме, — рассказывал впоследствии батюшка. — Один протоиерей говорил мне: «Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. Заходил в церковь — пусто. Ничего у тебя не выйдет, понапрасну звонишь». Но о. Алексий этим не смущался и продолжал служить.
По установившемуся тогда обычаю москвичи говели раз в году Великим постом. В храме же Николы-Кленники[1] на улице Маросейке можно было в любой день исповедаться и причаститься. Со временем это стало Москве известно. Описан случай, когда стоящему на посту городовому показалось подозрительным хождение неизвестной в очень ранний час по берегу Москвы-реки. Подойдя, он узнал, что женщина впала в отчаяние от тягот жизни и пришла топиться. Он убедил ее оставить это намерение и пойти на Маросейку к о. Алексию...
Скорбящие, обремененные горестями жизни, опустившиеся люди потянулись в этот храм. От них пошла молва про его доброго настоятеля.
Жизнь духовенства многочисленных малых приходов того времени была материально тяжела, плохими часто бывали и бытовые условия. Небольшой деревянный домик, в котором помещалась семья о. Алексия, был ветхим, полусгнившим; стоящие вплотную соседние двухэтажные дома затеняли окна. В дождливое время ручьи, сбегая вниз с Покровки и Маросейки, текли во двор храма и в подвал домика, в квартире всегда было сыро.
Матушка Анна Петровна тяжело болела, у нее началась сердечная водянка с большими отеками и мучительной одышкой. Она жестоко страдала и стала просить о. Алексия перестать ее вымаливать. Скончалась Анна Петровна 29 августа 1902 года в день усекновения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.
О. Алексий очень горевал и был безутешен. Однажды в разговоре о значении скорбей он рассказал о себе: «Господь посещает наше сердце скорбями, чтобы раскрыть нам сердца других людей. Так было в моей жизни. Случилось у меня большое горе — лишился я подруги жизни после многих счастливых лет совместной жизни. Господь взял ее и для меня померк весь свет. Заперся я у себя в комнате, не хотел выходить к людям, изливал свою скорбь пред Господом».
В то время приехал в Москву ныне прославленный святой праведный о. Иоанн Кронштадтский. Знакомая с ним и очень близкая о. Алексию купеческая семья Беловых, жившая в доме № 9 по Маросейке и владевшая расположенными на его первом этаже продовольственными магазинами, пригласила его к себе домой. Сделано это было, несомненно, для встречи с кронштадтским пастырем о. Алексия.
«Вы пришли разделить со мной мое горе?» — спросил о. Алексий, когда вошел о. Иоанн. «Не горе твое я пришел разделить, а радость, — ответил о. Иоанн, — тебя посещает Господь. Оставь свою келью и выйди к людям; только отныне и начнешь ты жить. Ты жалуешься на свои скорби и думаешь — нет на свете горя больше твоего, а ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет».
После встречи с праведным Иоанном Кронштадтским о. Алексий был приглашен сослужить с ним в одной из московских церквей.
Благодать, Божия, обильно почивающая на кронштадтском пастыре, по-новому осветила жизненный путь о. Алексия. Сказанное ему он принял как возложенное на него послушание. Батюшке о. Алексию открылись новые горизонты. К восприятию благодати старчества он был, несомненно, подготовлен многими годами поистине подвижнической жизни.
Искавших в маросейском храме помощи, надломленных тяжелыми обстоятельствами, взаимной неприязнью, погрязших во грехах, забывших о Боге, о. Алексий встречал с сердечной приветливостью, любовью и состраданием. В душу их вселялись радость и мир Христов, появлялась надежда на милость Божию, на возможность обновления души. Проявляемая по отношению к ним любовь вызывала у каждого ощущение, что его больше всех полюбили, пожалели, утешили.
Враг всякого насилия, Батюшка никогда не возлагал бремени тяжелого послушания. Подчеркивая необходимость внешнего подвига, хотя бы самого малого, указывал, что прежде всего следует взвесить силы и возможности. Но на что уж решился, то нужно выполнять во что бы то ни стало, невзирая на усталость и другие обстоятельства. Иначе цель не достигается. И неизменно требовал хорошего отношения к родным и близким.
«Путь ко спасению, — постоянно повторял о. Алексий, — заключается в любви к Богу и ближним». Любовь к ближним должна не декларироваться как якобы направленная на все человечество, но начинаться в работе над собой в малом кругу своей семьи, в буднях повседневной жизни, во взаимоотношениях с теми, с кем Господь нас поставил. Нужно утеснять себя ради блага близких нам людей, перестраивать свою душу, переламывать свой характер так, чтобы ближним было легко с нами жить.
О. Алексий имел благодатный дар прозорливости. Приходящие к нему могли видеть, что ему известна вся их жизнь, как ее внешние события, так и их душевные устремления, мысли. Раскрывал он себя людям в разной степени. По своему глубокому смирению всегда стремился не показывать полноты этого дара. О каких-либо подробностях, деталях еще неизвестной собеседнику ситуации он обычно говорил не напрямик, а рассказывая об якобы имевшем недавно место аналогичном случае. Указание как поступить в конкретном деле Батюшка высказывал только раз, Если пришедший возражал, настаивал на своем, то о. Алексий устранялся от дальнейшего разговора, не объяснял к чему приведет неразумное желание, даже не повторял первоначально сказанного. Мог иногда дать и требуемое от него благословение. Тем, кто пришел с покаянным чувством и преисполненным доверия, он помогал, предстательствуя за них перед Господом и принося избавление от трудностей и бед.
Имея задачей расширить сферу пастырской деятельности, о. Алексий стал посещать находящийся неподалеку Хитров рынок, пользовавшийся дурной славой. Он проводил там беседы с завсегдатаями городского дна. Посещение тех мест пришлось через некоторый срок оставить из-за все возраставшей нагрузки в храме и вызовов на требы в различные концы Москвы.
О. Алексий получил известность как добрый батюшка, к которому следует обращаться в трудных для семьи обстоятельствах. Не в правилах его было читать наставления, обличать, разбирать чьи-нибудь дурные поступки. Он умел говорить о моральных аспектах семейных ситуаций, не затрагивая болезненного самолюбия находящихся в конфликте сторон. И его приглашали на требы в критические моменты.
Приезжая в готовую развалиться семью, батюшка приносил в нее мир, любовь и всепрощающее понимание всех и каждого. Он не порицал никого, не укорял, а старался, приводя яркие случаи ошибок и заблуждений, доводить слушающих до осознания своей вины, вызывать у них чувство раскаяния. Это рассеивало тучи злобы; и виноватые начинали чувствовать в своих поступках неправоту.
Надлежащее понимание нередко наступало не сразу, но позже, когда человек, вспоминая слова о. Алексия и глубже заглядывая в свою смягчившуюся душу, мог, наконец, увидеть, что рассказы эти имели прямое к нему отношение, и понять, какой новый путь был для него намечен.
В нижнем жилом этаже храма батюшка открыл начальную церковноприходскую школу, а также устроил приют для сирот и детей неимущих родителей. Дети осваивали там и полезные для них ремесла. В течение 13 лет о. Алексий преподавал детям Закон Божий в частной женской гимназии Е.В. Винклер.
Благословив на писание икон свою духовную дочь Марию, пришедшую к нему в храм девочкой-подростком вскоре после смерти отца, священника и художника Николая Александровича Соколова, батюшка о. Алексий способствовал этим возрождению в дальнейшем древнерусской иконописи, которая находилась в забвении несколько столетий, уступив место живописи.[2]
Богослужения в храме о. Алексий стал совершать в ту пору не только утром, но и вечером (вечерню и утреню). По воскресным и праздничным дням говорил проповеди.
Проповеди батюшки были просты, искренни, они не отличались красноречием. То, что он говорил, трогало сердце глубиной веры, правдивостью, пониманием жизни. Он не пользовался ораторскими приемами, сосредоточивал внимание слушателей на евангельских событиях, житии святых, сам оставаясь полностью в тени.
Молитва о. Алексия никогда не прекращалась. Она наполняла его храм, создавая в нем атмосферу намоленности, которая ощущалась всеми приходившими. На своем примере батюшка показал, что при всем житейском шуме и суете города можно быть далеким от всего земного, иметь непрестанную молитву, чистое сердце и предстоять Богу еще здесь, на земле.
Когда его спрашивали, как наладить жизнь прихода он отвечал: «Молиться!» Призывал своих духовных чад молиться за панихидами: «Еще раз ты войдешь в соприкосновение с усопшими. Когда же предстанешь перед Богом, все они воздвигнут молитвенно за тебя руки, и ты спасешься».
О. Алексий очень чтил святыню храма чудотворную Феодоровскую икону Божией Матери и часто служил перед ней молебны. Однажды в преддверии событий 1917 года во время молебна он увидел, что из глаз Царицы Небесной покатились слезы Это видели и присутствовавшие богомольцы. Батюшка был так потрясен, что не смог продолжать службу, и заканчивать ее пришлось сослужившему священнику.
Число молящихся в храме все увеличивалось. Особенно после 1917 года, когда отошедшие от Церкви, испытав многочисленные беды, устремились в храмы в надежде на помощь Божию. После закрытия Кремля часть прихожан и певчих Чудова монастыря перешла по благословению владыки Арсения Жадановского в храм о. Алексия. Появилось немало молодежи, студентов, которые увидели, что революция вместо обещанных благ принесла новые бедствия, и стремились теперь постичь законы духовного мира.
В эти годы начали служить на Маросейке получившие образование, ревностные молодые священники и диаконы, в их числе сын о. Алексия о. Сергий Мечёв, рукоположенный во иерея в Великий Четверток 1919 года, о. Сергий Дурылин, о. Лазарь Судаков и другие. Они помогали и в проведении лекций, бесед, организации курсов по изучению богослужения. Но нагрузка на о. Алексия возрастала - слишком многие желали получить его благословение на какое-либо дело, выслушать его совет. Батюшке приходилось и раньше принимать часть приходивших к нему в своей квартире в домике причта, построенном перед Первой мировой войной известным издателем И.Д. Сытиным. Теперь же можно было видеть нескончаемые очереди у дверей домика, летом приезжие оставались ночевать во дворе храма.
В тяжелые годы гражданской войны и всеобщей разрухи, при отсутствии информации о повсеместном ее распространений, среди жителей средней полосы появилось немало желающих продать здесь все и переехать в хлебородные южные области страны, на Украину. О. Алексий не давал благословения на переезды, предостерегал от опасного шага куда-то бежать на свою погибель. Приводил слова Господа, сказанные Им в предупреждение народу иудейскому через пророка Иеремию (XLII, 10-16, 22), не бежать от рабства вавилонского в Египет, где всех ожидает смерть от меча, голода и моровой язвы. Оставшимся же будет явлена милость Божия и избавление.
Велико было смирение о. Алексия. Никогда не обижался он ни на какие грубости по отношению к себе. «Я что... я убогий...» — говаривал он. Заставив духовную дочь вспомнить на исповеди, что она плохо говорила о своей родственнице, да не придала этому значения, он сказал ей: «Помни, Лидия, что хуже нас с тобою во всем свете никого нет».
Сторонился батюшка проявлений по отношению к себе знаков почтения, уважения, избегал пышных служб, а если приходилось участвовать, то старался встать позади всех. Тяготился наградами, они обременяли его, вызывали его глубокую, искреннюю скорбь.
В богослужении о. Алексия сердца молящихся трогало чтение и пение им покаянных молитв. Великий канон Андрея Критского на первой неделе Великого поста он читал с плачем, плакали и богомольцы. На пасхальной заутрени, как вспоминал его сын о. Сергий в письме к духовным детям из ссылки, Батюшка, радостный и ликующий в эту ночь, со слезами пел древним самоподобном икос, повествующий об оплакивании Христа женами-мироносицами. Чувствовалось, что вся внутренняя его рыдает при словах «и плачим, и возопиим: о, Владыко, востани, падшим подаяй воскресение». Плакал и взывал он о себе, о падших людях, просил даровать всем воскресение.
Истинными духовными друзьями о. Алексия были современные ему оптинские подвижники — старец иеросхимонах Анатолий (Потапов) и скитоначальник игумен Феодосий (Поморцев). Они изумлялись подвигу московского старца «во граде яко в пустыни». О. Анатолий приезжавших к нему москвичей направлял к о. Алексию. Старец Нектарий говорил кому-то: «Зачем вы ездите к нам? У вас есть о. Алексий».
О. Феодосий, приехав как-то в Москву, посетил маросейский храм. Был за богослужением, видел, как идут вереницы исповедников, как истово и долго проходит служба, подробно совершается поминовение, как много людей ожидают приема. И сказал о. Алексию: «На все это дело, которое вы делаете один, у нас бы в Оптиной несколько человек понадобилось. Одному это сверх сил. Господь вам помогает».
В единомыслии с о. Алексием был наместник Чудова монастыря в Кремле архимандрит Арсений (Жадановский), с 1914 года - епископ Серпуховской. Он высоко ставил пастырскую деятельность батюшки, мудрого городского старца, «приносящего людям нисколько не менее пользы, чем какой-либо пустыйник. Он в образе иерея, был одним из тех подвижников, о которых пророчествовал прп. Антоний Великий, говоря, что придет время, когда иноки, живя среди городов и суеты мирской; будут сами спасаться и других приводить к Богу».
Святейший Патриарх Тихон всегда считался с отзывом Батюшки в случаях хиротонии, затем предложил ему взять на себя труд по объединению московского духовенства. Заседания проходили в храме Христа Спасителя, но по условиям того времени вскоре были прекращены. Отношение духовенства к Батюшке было весьма различным. Многие признавали его авторитет, часть пастырей были его духовными детьми и последователями, но немало было и тех, кто критиковал его.
Дважды батюшку вызывали на собеседование в ОГПУ (в конце 1922-го и 17/30 марта 1923 года). Запрещали принимать народ. Во второй раз беседа была недолгой, так как увидели, что он тяжело болен, страдает очень сильной одышкой.
В последних числах мая по новому стилю О.Алексий поехал, как и в прошлые годы, отдыхать в Верею – небольшой городок Московской области, где у него был маленький домик. Перед отъездом служил в маросейском храме свою последнюю литургию, прощался с духовными детьми, уходя, простился с храмом.
Скончался о. Алексий в пятницу 9/22 июня 1923 года. Последний вечер он был радостен, ласков со всеми, вспоминал отсутствующих. Смерть наступила сразу же, как только он лег в постель.
Церковные общины Москвы во главе со своими пастырями приходили одна за другой петь панихиды и прощаться с почившим до самого утра следующего дня. Чтобы дать возможность всем пришедшим помолиться, служили вечером две заупокойные всенощные - одну в церкви и другую во дворе. Литургию и отпевание совершал во главе сонма духовенства архиепископ Феодор (Поздеевский), настоятель Данилова монастыря. Незадолго до смерти о. Алексий написал преосвященному Феодору письмо, прося его об этом. Владыка Феодор находился тогда в тюрьме, 7/20 июня был освобожден и смог исполнить желание батюшки.
Всю дорогу до кладбища пелись пасхальные песнопения. Проводить о. Алексия в последний путь прибыл на Лазаревское кладбище исповедник Христов Святейший Патриарх Тихон, только что освобожденный из заключения. Он был восторженно встречен множеством народа. Исполнились слова Батюшки: «Когда я умру — всем будет радость». Святейший благословил опускаемый в могилу гроб, первый бросил на него горсть земли.
О. Алексий говорил при жизни своим духовным чадам, чтобы они приходили к нему на могилку со всеми своими трудностями, бедами, нуждами. И многие шли к нему на Лазаревское кладбище.
Через десять лет в связи с закрытием Лазаревского кладбища останки о. Алексия и его жены были перенесены 15/28 сентября 1933 года на кладбище «Введенские горы», именуемое в народе Немецким. В перенесении участвовали члены Маросейской общины иконописец Мария Николаевна Соколова, псаломщик и регент левого хора церкви Петра и Павла в Лефортове Клавдия Никаноровна Невзгодина, староста уже закрытого в 1932. году храма свт. Николая в Кленниках врач-невропатолог Сергей Алексеевич Никитин, только что вернувшийся по отбытии срока из лагеря, в будущем — епископ Стефан. Владыка Стефан рассказывал, что тело о. Алексия было в ту пору нетленным. Лишь на одной из ног нарушился голеностопный сустав и отделилась стопа.
Все последующие десятилетия могила о. Алексия была, по свидетельству администрации кладбища, самой посещаемой. Люди узнавали о старце, слушая рассказы о полученной помощи, а позднее — читая публикации о нем. Многие, прося его заступничества в своих бедах и трудных житейских обстоятельствах, бывали утешены батюшкой.
После Великой Отечественной войны над могилой батюшки за деревянным крестом был поставлен белый мраморный памятник. Говорят, что это сделал кто-то из его духовных детей, эмигрировавших на Запад. О. Алексий высказывался о том, что забудут название места, где расположен маросейский храм (Маросейка была переименована в улицу Богдана Хмельницкого), и что к нему приедут из Франции духовные дети.
При отсутствии надписей на кресте и памятнике ориентиром для впервые приходящих являлись «два креста», второй из них – тот небольшой что над памятником. Через некоторое время деревянный крест был снят племянником Марии Николаевны Соколовой; она использовала дерево на доски для икон.
Регулярно приходилось добавлять земли на могильный холмик: просившие у о. Алексия помощи уносили ее с собой.
В 1990-х годах, после открытия храма свт. Николая в Кленниках, памятник был надписан. В нижней части надгробия снова стояли близкие сердцу о. Алексия слова апостола Павла: «Друг друга тяготы носи́те и тако исполните закон Христов».
За свою священническую жизнь о. Алексий создал удивительную духовную общину в миру, действительно возродившую, как он и хотел, дух древней апостольской Церкви. О. Алексий и его община, впоследствии возглавленная его сыном о. Сергием Мечёвым, привлекли и объединили многих замечательных людей — священников и мирян. Эта община одна из немногих выдержала времена самых страшных гонений и воспитала новое поколение ревностных служителей Церкви и благочестивых церковных людей, восприявших дух подлинной, благодатной христианской жизни, которой научал о. Алексий.
В 2000 году от Рождества Христова центральным событием юбилейных торжеств стали освящение воссозданного Кафедрального Соборного храма Христа Спасителя и проходивший в нем Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви. Одним из основных деяний Собора явилось причисление к лику святых многих подвижников веры и благочестия, прославивших Господа своей праведной жизнью, а также мученическим и исповедническим подвигом. В числе канонизированных на этом Соборе были праведный старец Алексий, пресвитер Московский, и его сын священномученик Сергий.
По прославлении в лике святых праведного Алексия Мечёва было принято решение об обретении его честных мощей. Специально созданной Патриаршей Комиссией во главе с Преосвященнейшйм епископом Орехово-Зуевским Алексием 16 июня 2001 года мощи старца Алексия были обретены на московском кладбище «Введенские горы», в месте его погребения, и доставлены в Новоспасский монастырь для подготовки их ко всенародному поклонению.
С особой торжественностью, с преднесением икон храма и хоругвей многих церквей, при перезвоне колоколов и молитвенном пении честные мощи новопрославленного угодника Божия были 29 сентября 2001 года Крестным ходом перенесены из Новоспасского монастыря в храм святителя Николая в Кленниках, где старец Алексий 30 лет трудился настоятелем. На следующий день, 30 сентября, Патриарх Московский и всея Руси Алексий II совершил здесь праздничную Божественную литургию.
Теперь к мощам праведного Алексия, старца Московского, как и в дни его жизни, с утра до вечера притекает людская река.
Имеется множество свидетельств благодатной помощи в различных нуждах до молитвам к старцу. Много таких случаев было отмечено при восстановлении храма на Маросейке. В дни памяти Батюшки несколько раз неожиданно приходила помощь в оформлении документов, в срочных делах по ремонтным работам в храме и церковном домике; поступали пожертвования. На опыте известно, когда в скорби обращаются к нему: «Батюшка о. Алексий, помоги», — помощь приходит очень скоро. Это укрепляет веру в то, что о. Алексий стяжал от Господа великую благодать молиться за тех, кто к нему прибегает.
________________________________________
[1] Так назвали храм в народе, имевшем испокон веков склонность сокращать названия.
[2] Мария Николаевна Соколова, впоследствии монахиня Иулиания, стала известным высоко чтимым иконописцем. Большинство из современных наших художников-иконописцев являются прямо или косвенно ее учениками. При Московской Духовной Академии Мария Николаевна организовала в 1958 г. иконописный кружок и вела его в течение 23 лет, стремясь открыть обучающимся духовный смысл православной иконы. Иконописные труды, в том числе и наставнические, продолжены ученицами Монахини Иулиании: в Московской Духовной Академии и Троице-Сергиевой Лавре — Екатериной Сергеевной Чураковой, в Москве — Ириной Васильевной Ватагиной, возглавляющей иконописную школу при храме свт. Николая в Кленниках и являющейся профессором факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского Богословского Института.
Источник: Сайт "Храм Святителя Николая в Кленниках"
Статья опубликована участником [tol] 2015-07-21, последний раз редактировалась участником [tol] 2015-07-21. Со временем любая информация устаревает. Если Вы нашли ошибки или устаревшие сведения в этой статье, сообщите об этом.
В основной раздел 'Алексий Московский, Маросейский (Мечёв), прав.'.